Мы публикуем расшифровку лекции профессора Варшавского университета, советника посольства Республики Польша в Киеве по вопросам науки и образования Александры Гнатюк, прочитанной 2 июня 2010 года в Киеве, в Доме ученых в рамках проекта «Публичные лекции «Політ.UA». «Публичные лекции Політ.UA» — дочерний проект «Публичных лекций «Полит.ру». В рамках проекта «Публичные лекции «Політ.UA» проходят выступления ведущих ученых, экспертов, деятелей культуры России, Украины и других стран. Лекция публикуется в русском переводе и в украинском оригинале.
Текст лекцииБлагодарю «Полiт.UA» за приглашение. Благодарю присутствующих, что в такой теплый вечер лета выбрались на лекцию, а не на прогулку.
То, чему посвящена сегодняшняя лекция, – это события почти столетней давности, которые вызывают и по сегодняшний день страсти и определенные недоразумения в польско-украинских взаимоотношениях. Есть разные толкования этого вопроса. Есть разные названия этого периода. В Украине по обыкновению это называется «20-тые – 30-тые годы», тогда как в польской историографии преобладает немного другое определение. Я пока что абстрагируюсь от названия территории и буду говорить исключительно о периоде – речь идет о межвоенном периоде, и он ограничивается 1918-1939 годами. Но этот термин по обыкновению в Украине не используется. Разница кажется вполне очевидной: счет идет от конца Первой мировой войны до начала Второй, т.е. от 11 ноября 1918 года до 1 сентября 1939. Одиннадцатое ноября празднуется во многих странах как окончание Первой мировой войны, а в Польше отмечается как день польской независимости. Причем в коммунистические времена это был запрещенный праздник. 1 сентября 1939 года – не менее знаменательное событие в истории Европы, а особенно Польши. Тем временем в Украине долгие годы название этого времени нейтральное: 1930-тые года, или определяется как события между Великой Октябрьской революцией или концом «гражданской войны» и началом Великой отечественной войны.
Итак, начиная с названия периода, есть определенные расхождения в трактовке.
Если речь идет о названии территории, в Украине преимущественно говорится о западноукраинских землях или же даже о землях, оккупированных Польшей, что вызывает резкое неприятие со стороны польских историков. Понятно, что в польской историографии говорится об украинских землях во Второй Речи Посполитой, что иногда вызывает у украинских историков тоже весьма обостренные реакции, а особенно когда речь заходит о Малой Польше Восточной, что трактуется как посягательство на украинские территории. Впрочем, я постаралась выбрать такую формулировку, которая, по крайней мере, не заостряла бы этого вопроса. Во время этого разговора я также буду стараться показывать то, на чем по обыкновению ни польская, ни украинская историографии не акцентируют внимания. Они акцентируют преимущественно острые моменты, этими острыми моментами были проблемы с названиями «оккупация Галичины», то есть включение земель Восточной Галичины к территории Польши после 1923 года, или польско-украинская война из-за Галичины 1918–19 года, в конце концов, очень болевой момент – пацификация 1930-го года и, конечно, с польской стороны акцентируются террористические акции ОУН в тридцатые годы.
Однако для порядка я бы хотела вспомнить такие знаковые фигуры, чтобы не возникало впечатления, будто есть здесь какая-то асимметрия, что старание объясниться было только с польской стороны, а с украинской, дескать, его не было. Наоборот.
Я бы хотела особое ударение сделать на том, что это согласие начинается с подписания Варшавского договора, так называемого Варшавского соглашения или же Союза Пилсудский–Петлюра. Понятно, что это соглашение было подписано в довольно сложных условиях в апреле 20-го года, но для того, чтобы оно было подписано, нужна была воля двух государственных мужей – Юзефа Пилсудского и Симона Петлюры.
К политическим деятелям, которые стремились к согласию ради обоюдного интереса, в более позднем времени принадлежат люди из круга Симона Петлюры, и особенно Андрей Ливицкий и более поздний посол Степан Скрипник, или даже уроженцы Галичины, такие, как посол в сейме и вице-спикер польского сейма на изломе 30-х лет, член Президиума УНДО, Василий Мудрый.
К таким фигурам из другого круга, имеется в виду – из религиозных деятелей, принадлежал епископ о. Григорий Хомишин, которого многие расценивали как весьма услужливого польской политике иерарха Украинской греко-католической церкви. Хотя, конечно, о его деятельности сегодня довольно мало известно. Он был епископом Станиславовской епархии и исповедовал направление к оксидентализации Украинской греко-католической церкви. Было определенное противостояние между ним и митрополитом Андреем Шептицким. Но в одном они сходились – в умеренности отношений с поляками. И митрополит Андрей Шептицкий, и владыка Григорий Хомишин считали, что согласие с поляками является жизненно необходимым для украинцев.
Это если речь идет о величайших фигурах украинского политического мира. Это, очевидно, не все, но самые главные лица.
Важно помнить еще об одном человеке, об Иване Кедрине-Рудницком, который как корреспондент украинской еженедельной газеты «Дело», органа Украинского национал-демократического объединения, был вместе с тем и пресс-представителем УНДО и украинской парламентарной репрезентации в Польском сейме. Он давал корреспонденцию именно с заседаний Польского сейма, вместе с тем будучи связным между УНДО и ОУН. Его роль очень интересная, сложная и, наверное, неоднозначная. Он происходил из семьи Рудницких, которая дала украинской культуре немало выдающихся фигур. Его сестра, Милена Рудницкая, была послом в сейме и была известна своей непримиримой позицией в украинском национальном вопросе. Но даже вопреки своим громким заявлениям на международном форуме, она была, сравнительно с другими политическими деятелями, в частности и ОУН, умеренной, хотя поляки воспринимали ее позицию как резко антипольскую. Подобно этому, очень негативно воспринималась позиция митрополита Андрея Шептицкого. Сколько непримиримых реакций вызвал митрополит Шептицкий – достаточно просто посмотреть на тогдашние газеты, особенно 20-х годов, чтобы увидеть, как трактовался Шептицкий, как не допускался в начале 20-х годов к своей общине и каким сложным выглядело его возвращение в Галичину. Его на самом деле старались не допустить назад к митрополитскому Престолу, польская дипломатия в Ватикане делала все для этого. К счастью для обеих сторон, не получилось.
Итак, это было короткое слово об украинском политическом мире – или людях, которые старались искать определенное согласие и которые в разные периоды сыграли значительную или очень значительную роль в этих попытках. Дальше я попробую повести речь о культурных деятелях, которые играли не последнюю роль в попытках согласия, особенно тогда, когда настал очень сильный кризис в этих взаимоотношениях, то есть после фальсификаций 1930 года. Но прежде, чем перейдем к 30-му году, я еще хотела сказать о таких знаковых фигурах XX столетия, выходцев из украинских земель, Киевщины, Подолья, или из Галичины. Начать разговор об этих людях надо с первых десятилетий ХХ века. Старейшим из них был Станислав Стемповский.
Если вы зайдете на Google, то увидите, что он был главным масоном межвоенного периода. Вместе с тем, понятно, не увидите, что он был тем человеком, который спас жизнь Симону Петлюре, т.е. благодаря его вмешательству, благодаря его опеке и благодаря его влияниям удалось сохранить жизнь Петлюры и не выдать его большевикам, которые на Симона Петлюру охотились. Станислав Стемповский был уроженцем далекого подольского хутора, из рода Стемповских, который была ответственен за расправу еще конца XVІІІ столетия, о чем до сих пор бытует в украинском языке такая пословица: «Бодай би тебе свята Кодня не минула». Также речь идет о гайдамацком движении и 1768 годе. Стемповский, человек чрезвычайно образованный, очень широких горизонтов, понимал и роль своего рода, и неоднозначную роль польской магнатерии на украинских землях. Но вместе с тем, как человек левых взглядов (что вызывает удивление, учитывая его происхождение), он старался всячески оказывать содействие народному образованию, в частности, он создал целую сельскохозяйственную школу, аналогичную школе, например, Евгения Чикаленко. Именно это он старался воплощать в жизнь и помогать таким образом крестьянам выращивать по возможности лучшие урожаи. Эта работа кажется не очень творческой, но на самом деле это был человек абсолютно незаурядный, блестящий знаток и сельскохозяйственного дела, и очень тонких материй. Во время Украинской революции и Союза Пилсудский–Петлюра Стемповский стал министром сельского хозяйства в правительстве Петлюры, на что Евгений Чикаленко среагировал как на пощечину, хотя позднее, наверное, изменил свое мнение. Глубокий мыслитель, исключительный государственный деятель начала 20-х годов и в самом деле очень влиятельный человек. Его сын, Ежи Стемповский, является, наверное, одним из трех ярчайших польских эссеистов XX столетия и тоже неплохо послужил польско-украинским взаимоотношениям, но немного в более поздний период, то есть уже в послевоенный период, хотя он заинтересовался этим еще в конце 30-х годов.
Другой выходец из украинских земель родился в Киеве и был выпускником киевской гимназии, учился в киевском университете на математическо-физическом факультете. Я имею в виду Генрика Юзефского, которому посвящено две блестящих монографии польского исследователя Яна Кенсика, историка из Вроцлава, и американского исследователя Тимоти Снайдера (Tіmothy Snyder), посвятившего ему книжку «Тайная война», которая появилась недавно и в польском переводе. Генрик Юзевский закончил свое образование накануне Первой мировой войны, а потом вынужденно оказался (как подданный вражеской Австро-Венгрии) в Саратове. Возвратился он в Киев на изломе 1917-го, в 1918-м году возрождать польское национальное движение, в частности, он возглавил польскую военную организацию (ПОВ). Покинул он Киев в 1919-м, вскоре стал близким лицом советников Юзефа Пилсудского, а со временем – его поверенным в украинских делах, в 1920-м, после подписания Варшавского договора, он был министром внутренних дел при правительстве Петлюры.
Очередное лицо того же поколения, что и Станислав Стемповский, Леон Василевский, о котором говорят, что именно он переводил на украинский язык Рижский трактат, так как среди представителей УССР некому было это сделать. Еще до Первой мировой войны Леон Василевский был автором такой, я бы сказала, программной книжки, как «Украинское дело». Василевский был связан с лагерем социалистов, но тех социалистов, которые имели национальные корни и понимание значения национального вопроса в России.
Думаю, что это упоминание о людях, которые были близко связаны с Пилсудским или с той средой, которая имела влияние на становление Пилсудского, было бы неполным, если не вспомнить Тадеуша Голувко. Родился в Семипалатинске, со временем, в 1920-х годах, стал экспертом в украинских делах. Много публиковался, в частности на страницах газеты «Droga». Голувко был также творцом прометеизма, то есть концепции, которая основывалась на том, что для построения или перестройки Центрально-Восточной Европы необходима независимость порабощенных Россией народов, т.е. освобождение порабощенных национальностей из СССР. Эта концепция была создана отнюдь не после Второй мировой войны, она зародилась значительно раньше, в начале 20-х, и находила сторонников не только в украинской среде или в среде украинской петлюровской эмиграции, а была довольно широко распространена на этой территории. Тадеуш Голувко был, кажется, лучше всего информирован о замыслах и политике Юзефа Пилсудского.
Он был также человеком, который старался воплощать политику согласия между поляками и украинцами. Что это означало в 1920-х, эта политика согласия? Взаимные уступки, взаимные попытки найти компромисс. Вопрос автономии украинских земель – это был первый вопрос, вторым был вопрос полных гражданских прав для граждан украинского происхождения и, очевидно, культурной автономии, которая означала и школы, и украинский университет – к этому короткому перечню можно многое добавить. Практически ни одно из этих требований не было выполнено, и можно назвать множество препятствий, которые были помехами этому согласию, но, мне кажется, здесь очень важен сам факт: были люди, которые имели четкое представление о том, как должна выглядеть автономия, на чем она должна основываться. И здесь такое понятие, как самоуправление, и роль именно самоуправления и ощущения того, что гражданин причастен к власти, имеет свою долю во власти, – были важнейшими.
Я сейчас процитирую один фрагмент начала 30-х годов, потом скажу, кто автор и при каких обстоятельствах он появился. «Каждый гражданин государства сегодня, независимо от того, принадлежит ли он к национальному меньшинству, или к большинству в данном государстве, стремится к двум вещам: во-первых, иметь равные права как человек и как гражданин; во-вторых, получить свою частицу в управлении государством. Оба эти постулата стали самоочевидными благодаря распространению понятия "демократия". Развитие патриотизма в свободном государстве, безусловно, более всего связано с самоуправлением, вместе с тем развитие патриотизма в порабощенной стране связано с борьбой против поработителей». Цитата 1933 года, я думаю, звучит и до сих пор актуально, то есть наследство после длинного периода порабощения и у поляков, и у украинцев является ощутимым довеском, который приводит к тому, что мы все боремся с чем-то, вместо того, чтобы понимать, что мы являются причастными к тем возможностям, которые дает нам демократия.
Автором этих слов, опубликованных на страницах двухнедельника «Бунт молодых» 1933 года является Петр Дунин-Борковский. Опять же, происходит он из очень известной магнатской семьи Дунин-Борковских, которая имела свою ветвь и в центральной Украине, но сам автор родом из Восточной Галичины и имел незаурядные средства и имения – это был один из трех-четырех влиятельнейших родов в Галичине. После Голуховских, я думаю, это был род Дунин-Борковских. Так же, как и Юзефский, определенное время Дунин-Борковский исполнял обязанности государственного чиновника – он был львовским воеводой. Этот период был слишком коротким, чтобы воплотить какую-либо политику, но достаточно продолжительным, чтобы продвинуть во власть на территории, которой овладели национал-демократы, то есть в Восточной Галичине, лагерь, связанный с Пилсудским. Петр Дунин-Борковский после того, как пошел в отставку, уже никогда больше не занимал государственных должностей, во время довоенное он стал публицистом, аналитиком, человеком, который старался показать с точки зрения неоконсерватизма, как должно выглядеть самоуправление и каким образом можно изменить национальную ситуацию или межнациональные взаимоотношения именно благодаря передаче на места части власти, очень централизованной власти.
Мы понимаем, что это был период исцеления Польши, которая из-под заборов, то есть после раздела Речи Посполитой) старалась создавать целостное государство, мы понимаем, что до сих пор познаняк (житель Познани) не любит варшавянина, варшавянин – краковчанина и наоборот, т.е. один над другим насмехаются; это наследство давних событий остается, по крайней мере, в быту, ощутимым. Но все-таки Дунин-Борковский, человек чрезвычайно опытный в управлении имением, считал, что самоуправление и передача максимума власти на места является чем-то абсолютно необходимым для того, чтобы государство могло дальше функционировать – и для чувства причастности к этому государству обычных средних граждан. Дунин-Борковский сыграл очень серьезную роль в политике нормализации и попытках польско-украинского согласия.
Он был человеком, который приглашал Василия Мудрого или других деятелей УНДО к разговору, и это именно он, после того, как погиб от пули оуновских террористов Тадеуш Голувко, старался продолжать попытки найти компромисс. Дунин-Борковский оказался во Львове, когда началась Вторая мировая война, он прятался от большевиков, которые пришли его арестовывать (это отдельная очень детективная история), потом он перебрался благодаря своим украинским друзьям, нелегально, через границу, на сторону дистрикта под юрисдикцию немцев, пережил войну. Это тоже отдельная история, как он старался организовать встречи между украинским и польским подпольями, и, в конце концов, он оказался после войны в Риме как генеральный консул Речи Посполитой – уже народной республики. Старался всячески помогать полякам и евреям, которые оказались в послевоенных условиях в Италии, но самое главное – что он с главным редактором парижской «Культуры» Ежи Гедройцем, также с Ежи Стемповским и Станиславом Винцензом – блестящими польскими литераторами, старался выработать декларацию украинско-польского согласия. Я хочу обратить ваше внимание, что это был 1948 год. Буквально через несколько месяцев после того, как была осуществлена акция «Висла», то есть выселение украинцев с коренных земель на земли северные и западные новой Польши, после резкого и кровавого конфликта 1943-45 годов в украинско-польских отношениях. После всего этого не прошло и двух лет, как эти люди стараются выработать новые основы согласия, признавая незыблемость установленных границ. Для польских граждан и польской эмиграции это был шок. Прошло 30 лет с того времени, и это стало господствующим убеждением для среды польской оппозиции. Прошло еще следующих 10 лет, то есть имеется в виду конец 80-х – и это стало нормой польской политики. И мы понимаем, что 1991 год, когда Польша первой признала украинскую независимость, не был бы возможен без деятельности и без мысли таких интеллектуалов, о которых я вспомнила в этой короткой панораме. Я немножко опасаюсь, что многое в этом было неясно, слишком скороговоркой, но надеюсь прояснить какие-то ваши сомнения или что-то прибавить, что-то объяснить в ответах на ваши вопросы. Большое спасибо.
2 сентября 2010 г.
Коментарі
Дописати коментар